– А Лаво? – спросила я.
– Я уже говорил, что на нее не стоит тратить время. Она женщина. Этим все сказано.
– А я снова повторяю, что отработать необходимо всех! – жестко проговорил Кайсер. – После нашей поездки на Кайманы я почти уверился, что Марсель де Бек в этом так или иначе замешан. Гейнсу и Лаво вовсе не обязательно быть миллионерами. Отчего не допустить, что де Бек все организует и забирает себе главный куш, а художника привлекает за гроши в качестве банального наемного работника? В этом случае Гейнс и Лаво имеют все шансы быть причастными к похищениям.
– Если де Бек в этом замешан, зачем ему было привлекать к своей персоне лишнее внимание ФБР и отказывать в предоставлении картин на экспертизу? – возразил Ленц. – Мало того, ставить ФБР условия относительно доступа к картинам?
– Он упивается тем, что мы не можем до него добраться. Он нас не боится.
– Не боится, это точно, – подтвердила я. – Ну хорошо, с Гейнсом, допустим, понятно. Но Талия?! Какой у нее может быть мотив? Неужели вы всерьез думаете, что женщина будет писать картины с трупов?
– Почему бы и нет? Мы с ней еще не беседовали, давайте сначала поговорим, а потом будем строить предположения, – сказал Кайсер. – С Лаво не все так просто, как кажется. Мне известно, например, что представители малых народов, как правило, всю жизнь проводят в родных местах. Это самые оседлые люди на земле.
– Верно.
– Так какого черта ее понесло в Нью-Йорк? Вы полагаете, она грезила славой знаменитого художника? А может, просто сбежала от чего-то? – Кайсер перевел взгляд с меня на Бакстера. – Кстати, кто будет играть первую скрипку на допросах?
Бакстер отошел к стене, щелкнул выключателем, и зал залился ярким светом. Ленц в первую секунду прикрыл глаза рукой, но тут же убрал ее, всем своим видом демонстрируя решительный настрой.
– Джон… – хрипло проговорил Бакстер. – Я знаю, как глубоко ты влез в это расследование. И, участвуя в нем с самого начала, проявил…
– Проклятие, можешь не продолжать, – буркнул Кайсер.
Бакстер покачал головой.
– Послушай, Джон, дружище, художники – особенно известные художники – люди тонкие, легкоранимые. К тому же Уитон тяжело болен. Принимая все это во внимание, я бы рекомендовал партию первой скрипки отдать Артуру. Он хорошо разбирается в современном искусстве и знает, как осторожно расспросить Уитона о его склеродермии. Он классный психолог. Именно это нам завтра особенно пригодится.
Кайсер угрюмо смотрел в пол, уже не слушая Бакстера. А тот все продолжал свои увещевания. Кайсер и не думал спорить, понимая, что решение уже принято и обжалованию не подлежит.
– Я сам с удовольствием принял бы в этом участие, – продолжал Бакстер, – но знаю, что ты имеешь больше прав. Поэтому уступаю тебе, Джон. И потом… Если тебе вдруг покажется, что Ленц что-то упустил из виду или забыл спросить, ты его подстрахуешь, хорошо? Итак, Артур говорит, а ты в случае необходимости подключаешься. Все ясно?
– А ты где будешь? – по-прежнему не глядя на него, спросил Кайсер.
– Я буду следить за ходом допроса из нашего фургончика. Артур нацепит на себя микрофон.
Кайсер поднял на него недоумевающий взгляд, но Бакстер предостерегающе поднял руку.
– Я и без тебя знаю, что это нарушение, но директор ФБР лично санкционировал использование прослушивающей аппаратуры, потому что только при этом условии полиция разрешала нам допрашивать подозреваемых первыми – прямая трансляция допроса.
– А где будет мисс Гласс?
– В фургончике вместе со мной. Как только Артур подаст условный знак, я отправлю ее к вам. Кодовая фраза: «Куда подевался наш фотограф, она должна была прийти еще десять минут назад!» Это легенда для подозреваемых: мы ничего не конфискуем, а лишь хотим сфотографировать их картины.
– А на самом деле? – наивно спросила я.
– А на самом деле, как только допрос закончится, туда войдет полиция и выметет все подчистую. Подозреваемые, конечно, обозлятся, но с этим мы ничего не можем поделать. А предупреждать их не будем, чтобы не огорчать заранее. Это может отразиться на ходе допроса. Мы не имеем права рисковать. У нас только один шанс на внезапность. Другого не будет. Запомните: с Уитоном ведем себя максимально корректно. Максимально! Второй – Гейнс. С этим можно не церемониться. Джон, ты будешь его допрашивать, у тебя большой опыт общения с уголовниками. Смит и Лаво… Никто не знает, чего от них можно ждать и как с ними лучше всего держаться. Тут придется импровизировать. Но во всех случаях, как только в комнату входит мисс Гласс…
– Зовите меня просто Джордан, – перебила я Бакстера. – Меня коробит от вашей официальности.
– Идет! – усмехнулся он. – Итак, как только вы входите в комнату, не вздумайте пялиться на подозреваемых! Это смажет нам всю картину «опознания». Ведите себя как ни в чем не бывало. Дайте им возможность разглядеть вас исподволь. Человек, увидевший вас впервые, вряд ли будет возвращаться к вам взглядом снова и снова. Впрочем, Гейнс может попытаться раздеть вас глазами. Он такой. Если же вас увидит преступник, для него это будет шок. И он себя выдаст. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
– Преступник или преступница, – уточнил Кайсер.
– Совершенно верно, – согласился Бакстер.
– Если Гейнс посмеет раздевать меня глазами, я не знаю, что с ним сделаю! – возмутилась я.
– Если он позволит себе нечто оскорбительное, что вам помешает как следует врезать ему между ног? – отозвался Грэнджер.
Бакстер нахмурился.