Смерть как сон - Страница 52

Мы находились в воздухе уже больше часа, а Кайсер все молчал. Хотя, собственно, о чем нам было сейчас говорить? А может, после вчерашнего происшествия от меня исходили флюиды неприязни к мужчинам, и Кайсер, поставленный этим в тупик, не хотел рисковать и нарываться. На душе у меня и в самом деле было неуютно. Все время хотелось провести ладонью по шее и смахнуть невидимый след влажного пьяного поцелуя. Но не в силах обмануть саму себя, я хорошо понимала, что дело не в поцелуе, а в реплике, оброненной Марком в ответ на мой от ворот поворот: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?»

Я наивно полагала, что единственной читательницей этой позорной главы моей жизни была сестра. Но, как видно, ошиблась. И то, что Джейн рассказала обо всем мужу, свидетельствовало об одном: она так и не поверила до конца в мою версию событий. И не простила.

«Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни». Этот вопрос доктор Ленц, по его собственному признанию, всегда задавал своим собеседникам. Какой простой и ужасный вопрос. И второй такой же: «Вспомните самое отвратительное событие, которое с вами случилось». На самом деле мне было что вспомнить и по первому, и по второму вопросам. Разумеется, я старалась вычеркнуть это из памяти. И лишь иногда, под влиянием обстоятельств – или даже без всякого повода, – воспоминания всплывали в моем сознании. И самый отвратительный случай, который произошел, когда мне было всего восемнадцать, тоже.

Как странно. С тех пор я прожила, можно сказать, целую жизнь, но все, что совершила за эти годы, вместе взятое, не перевесит того единственного события, случившегося в юности. Юность – ужасное время. Возможно, самый нелегкий период в жизни каждого человека. Именно в юности тебе наносятся раны, которые потом остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь.

Трещина отчуждения между мной и Джейн. Поначалу маленькая, но год от года ширившаяся, она в одночасье разверзлась между нами пропастью за несколько недель до того, как были преданы огласке мои отношения с Дэвидом Грэшемом. Джейн в те дни была особенно несносна, без конца трещала о своем грядущем членстве в элитном женском клубе и ежедневно пилила меня – уговаривала «взяться за ум», «поработать над собой» и попытаться стать «хотя бы внешне нормальной». А я отмахивалась от ее приставаний, трудилась в своей фотостудии, а по вечерам тайком пробиралась к дому учителя истории. Сейчас, с высоты прожитых лет, я бы сказала, что вела жизнь привидения. На уроках тушевалась, после школы сразу исчезала из поля зрения всех знакомых, не присутствовала ни на матчах школьной команды, ни на шумных школьных вечеринках.

Джейн раньше всех заподозрила, что я с кем-то встречаюсь. Но мне и в страшном сне не могло присниться, что она тогда обо мне думала. И выяснилось это совершенно случайно – во время нашей очередной глупой ссоры. Джейн, оказывается, пребывала в полной уверенности, что я… лесбиянка! Что я встречаюсь где-то с женщиной и поэтому так ото всех таюсь. Эта догадка была настолько дикой, что даже рассмешила меня. Но, увидев мою усмешку, Джейн распалилась еще больше и заявила, что мое «присутствие» в ее жизни все портит, мешает вступить в клуб и вообще не дает ей нормально существовать. На это я ей ответила, что у нас разные представления о нормальной жизни. А еще сказала, что никогда не была лесбиянкой и о мужчинах знаю уже гораздо больше, чем она узнает до пенсии. Джейн попыталась высмеять последнее утверждение, и тут я не сдержалась. Сказала, что лишь слепое стечение обстоятельств привело к тому, что это она, а не я, встречается с Бобби Эвансом, а не корпит в фотостудии, зарабатывая семье на свет и хлеб.

Джейн выпучила на меня глаза и долго не могла произнести ни звука. А потом воскликнула: «Бобби и ты?! Вместе?! Ты что, с дуба упала?!» И рассмеялась. Меня никогда не задевали ее глупые детские насмешки. Но в тот раз я была уязвлена. «А почему нет?» – поинтересовалась я. «Да потому что ты ненормальная», – с жалостью проговорила Джейн. И я поняла, что даже родная сестра видит во мне белую ворону. А оплаченные мной счета и пакеты из магазина воспринимает, как нечто само собой разумеющееся.

Через два дня я, вернувшись домой, увидела записку, прилепленную к стеклу спальни Джейн. Записка была, конечно, от Бобби, и в ней он предлагал встретиться вечером в роще за школой. Я, не долго думая, сорвала записку, собрала волосы в «конский хвост», надела сестрины сережки, ее драгоценный свитер от «Лакост» – купленный на мои деньги – и в назначенное время отправилась на велосипеде к месту встречи. Бобби уже заждался. В своем кожаном пиджаке он здорово смахивал на молодого Роберта Редфорда, хотя, честно скажу, не блистал интеллектом.

Я старательно играла роль сестры, и мне это блестяще удалось. В детстве мы забавы ради часто выдавали себя друг за друга. Что бы там ни думала про меня Джейн, но лицедейство далось мне легко. Зачем я это сделала? Наверное, просто хотела понять, почему, с какой стати Джейн позволяет себе смотреть на меня свысока? А еще меня немного задевала ее популярность. Судьба нонконформиста – быть отшельником. Если ты настолько независим, что никто тебе не указ, то идешь по жизни в гордом одиночестве. А я уже тогда была сыта этим одиночеством по горло. А Бобби Эванс… Он был одной из тех «наград», которые полагались примерным девочкам – таким, как все.

За разговором я и не заметила, как Бобби увлек меня в самую чащу и стал целовать. Поначалу трепетно и нежно, а потом со страстью. Наверное, так принято было «любить» у местных малолетних ловеласов. В отличие от Джейн я столкнулась с этим впервые, все для меня было внове. Пыхтение, захлебывающийся шепот, горячее дыхание на лице, грубоватые неумелые ласки – Бобби залез рукой под сестрин свитер, изо всех сил прижимая меня к себе. Все это резко контрастировало с тем, что я привыкла переживать в объятиях Дэвида Грэшема. Бобби немилосердно тискал мою грудь, а я в это время думала, что на этом у них с Джейн все обычно и заканчивается. Я читала это в его глазах. Наконец он сделал вид, что хочет стянуть с меня джинсы, но медлил. Ждал, очень ждал от меня патетического: «Нет!» Или: «Не сейчас!» Или: «Я очень хочу, но еще не готова!»